Хвак - О`Санчес

   - Скажи спасибо своей этой... будущей мамашке... А то как бы шваркнул сейчас тебе между ушей вот этим булыжником!

   - Так и шваркни, шваркни его, повелитель! Пусть скачет на встречу с богами верхом на тургуне! Кого ты жалеешь? Себя бы пожалел, что без ужина вот-вот останемся!

   - Цыц, Джога. Эй, как тебя звать? Отвечай, зараза, не то...

   - Мыга.

   - А твоего?

   - Угун.

   - Понятно. Надо же - почти как тургун. А меня - Хвак, Хваком зовут. Я это... пошел... И больше на меня хвост не задирать, не то обоих порублю! Смотрите, Угун, Мыга, нетопыри слетаются. Справитесь сами?

   Тролли дружно кивнули - еще бы им каких-то жалких нетопырей бояться! Противник тургун - это смерть, со смертью не поспоришь, а нетопыри... Да и слетелись они явно не для того, чтобы воевать с живыми, но к тургуньей туше, ибо самая надежная добыча - это спокойная падаль. А зубы - сего добра во рту у троллей всегда хватает, к полнолунью новые вырастут, лучше прежних.

   Хвак в два замаха срубил на лету пару обнаглевших нетопырей и поспешил прочь: действительно, днем, не во сне, бояться их вроде как и нечего, но надоедливые твари, хуже комаров!

   Следовало поспешить, Джога прав, ящерицы вот-вот уползут со склона остывающего холма - и тогда завывай на луну по-горульи: на Плоских Пригорьях человеку мало что в пищу годится, разве что корешки да травы... Нет, конечно Хвак никогда не был против диких злаков и кореньев, он грыз их сырьем, готовил отвары, добавлял в похлебку, но... Травы с корешками - это баловство, развлечение, а настоящая насыщающая пища - мясо и только мясо! Лучше всего - так называемое "молочное" мясо, то есть не от рыб и ящеров, а тех зверей, что потомство свое молоком вскармливают... Эх...

   - Повелитель, а они за тобой бегут. Ведь я предупреждал... Если ты такой умный - то почему никогда меня не слушаешь?

   Хвак развернулся и выхватил секиру. Все-таки, нечестно, что он с ними вон как, а они - вон как! Сами теперь будут виноваты...

   Чета оборотней-троллей с шумом и треском выломилась из кустарника, напересёк дороги, но вместо того, чтобы сходу нападать на Хвака, тролли остановились поодаль.

   - Ну? Чего надо?

   - О! Возьми... человек Хвак... Самая вкуснота!

   Угун выступил вперед, ухмыляясь окровавленным ртом: на вытянутых руках его, в обхват, дрожало что-то тяжелое, студенистое, смердящее, черно-зеленое, мясное, истекающее зеленоватой же слизью... Простецкое, но прочное троллье сохранное заклятье свежести со всех сторон окутывало это... эту...

   - А, так это печень, небось! Печень, да?

   - Да, человек Хвак. Печень. Ешь, вкусно, твоя доля. Ты - хороший, ты спас.

   Оборотни на ходу приспосабливались к человеческой речи, которая с каждым новым словом звучала все увереннее из пасти тролля Угуна, и даже внешне оба тролля миг от мига все более напоминали человеческую пару... Вот они уже почти совсем как люди: огромные, уродливые, нелепые в своей угловатой кряжистости, наряженные в какие-то немыслимые шкуры, которым должно было изображать портки, рубахи и платья, но - все-таки уже не демоны, не цуцыри, не тролли... Брови у обоих густые, тяжелые... У троллихи тоже челюсть огромная, как у ее мужика, но не разбитая и без бороды. И ростом она пониже, локтя в четыре. А он - полных пять, с Хвака.

   Хвак скосоротился, внимая отвратительному смраду, исходящему от клубка тургуньих внутренностей, но сдержался, и, верный деревенским приличиям прежней своей жизни, отвесил неглубокий поклон:

   - Премного благодарен, почтенные Угун и Мыга! Но зарок у меня... перед богами: не ем тургунятины. Это всё твое и Мыгино! А вдругорядь зайду в ваши края - вот тогда уже... Дичи насшибаем, покушаем вволю, попируем! Винца принесу! А? Чего скажете?

   Тролли переглянулись и загыгыкали дружным счастливым смехом: хороший и щедрый человек! Пусть приходит без опаски, всегда будет желанный гость! А печенка-то большая - и вся им двоим достанется... Вернее, уже троим, Мыге за двоих питаться нужно...

   С той далекой поры они и подружились: семья троллей-оборотней, хозяева одной из небольших чащоб, там и сям разбросанных на каменистых просторах Плоских Пригорий, и человек Хвак, толстый бродяга, взявшийся невесть откуда и странствующий неизвестно куда.

   И снова лето, и снова солнце, полуденный зной, а по тропинке ведущей к заветной чащобе, движется верзила-человек, молчаливый, страшный, угрюмый... Нет, это не Хвак, да и вообще нелюдь... В далеком прошлом он был человеком, довольно могущественным колдуном, книгочеем, служил в храме Сулу, богини Ночи, и набирал, накапливал, взращивал в себе колдовские силы... Да только в один ненастный миг проговорил не то заклинание, раскупорил не ту силу - и овладел им демон Хараф, исполненный зла и вечного глада. Навсегда овладел, на правах всевластного повелителя. С тех пор сущности колдуна и демона слились воедино, породив чудовище, в котором от человека осталась только личина, способность ненадолго уже притворяться человеком, и коварство. Но поскольку демоническая сущность была прочнее и сильнее человеческой, то с каждым годом личина становилась все более мерзкой и не похожей на людские, мозг его, да краев заполненный злобой ко всему живому, коснел, утрачивал силу и гибкость. Зато тело выросло почти на локоть, приобрело невиданную в прежней жизни силу и прочность: удар обычного меча или секиры его не брал, боевые заклинания отлетали прочь, не повредив и кожи... пожалуй, уже шкуры... Человекодемону все труднее было жить незаметным среди людей, и стало быть, добывать себе пропитание, из всех видов которого Хараф предпочитал человечину...

   Вдруг Хараф увидел двух маленьких людишков, детей, мальчика и девочку, беззаботно играющих на лесной полянке, в груде каких-то костей... Щебет их тоненьких голосов всколыхнул в Харафе лютое желание убивать и есть... Оно и так никогда не проходило, но тут... когда рядом - рукой подать - легчайшая на свете добыча, мягонькая, свеженькая...

   - Добрый день, детишки! Меня зовут Хараф. Вот, значит, заблудился я... Подойдите ко мне поближе... Еще поближе...Объясните дяде, как мне найти дорогу из этой чащобы... туда... э... как оно это называется...

   Человекодемону Харафу впору бы самому озаботиться вопросом: откуда в глухом лесу на Плоских Пригорьях взяться человеческим детям, да еще без родительского присмотра??? И почему у детей такие грубые очертания плеч, рук, рыжих голов, и почему они совсем не испугались, не захныкали, его увидев... Все без исключения человеческие детеныши дрожат и плачут в его присутствии, даже на руках у родителей...

   - Конечно, дяденька, пойдем, мы тебе покажем, тут недалеко! - Дети безбоязненно подбежали к Харафу и с радостным смехом ухватили его за руки, мальчик за десницу, а девочка за шуйцу...